В России исчезает понятие «сезон лесных пожаров» ‒ трава и леса в некоторых регионах горят уже круглый год, и ситуация будет только ухудшаться. О том, как раз и навсегда спасти лес от огня и почему среди пожарных нет климатических скептиков, в интервью РИА «Новый День» рассказал руководитель противопожарной программы Гринпис России Григорий Куксин.
Когда составляется прогноз на пожароопасный период, обычно учитывают два фактора, а надо три.Первый ‒ погода. То, что в бытовом смысле хорошо ‒ солнечно и сухо, для пожарных ‒ плохо. Когда рано сходит снег, когда есть прогноз на засушливое лето, период будет длинным. Второй фактор ‒ количество сил и средств, которые можно направить на борьбу с пожарами. А третий, который обычно не учитывают, ‒ как будет вести себя население.
Пока в каждой деревне есть поджигатель травы, все будет зависеть от погоды, будет сухая и ветреная ‒ будет все гореть. Представьте любой район Свердловской области, в котором есть, к примеру, десять экипажей с подготовленными людьми, ранцевыми огнетушителями. Если случился штормовой ветер, порвало ЛЭП, она упала, произошло замыкание, загорелась трава, то этих сил хватит, чтобы потушить пожар. Но если к этому добавить пожар из-за непотушенного костра или брошенного окурка, то сил уже будет меньше. А если еще в 30 деревнях одновременно зажгли траву, то, как ни крути, придется уже выбирать, где тушить. И это не значит, что сил мало ‒ мы не можем же в каждой деревне держать пожарную часть.
В тех странах, где не жгут траву, пожаров почти нет. Конечно, элемент случайности есть – искра, молния, замыкание, пожар с дома перекинулся на траву. Финляндия сто лет назад горела, как мы сейчас, но перестала практиковать пал травы, и теперь не горит. Беларусь и Монголия горят сравнимо с нами, а Украина ‒ больше, чем мы, но потому что не до пожаров им сейчас.
Больше половины россиян не связывают свои действия с пожарами, а связывают с естественными причинами ‒ солнцем и ветром, жарой. Мы проводили социологический опрос в России, задавали этот вопрос. Пока люди так думают, невозможно изменить их поведение. Я много бываю в регионах Сибири и часто вижу такую картину: человек говорит, что лес для него ‒ вся жизнь, но тут же бросает окурок под ноги. «Подожди, ты же только что говорил, что вся жизнь твоя связана с лесом. А если пожар?» А он говорит, что нет, от его окурка точно не загорится.
Среди пожарных нет климатических скептиков. Мы видим тренд к ухудшению погодных условий. Продолжительность сезона растет. Экстремальные пожары в Приморье происходят в тех районах, которые никогда не горели раньше в это время. В России пожары случаются даже в декабре и январе ‒ горит юг Европейской части России, юг Приморья. У пожарных больше нет передышки. Количество экстремальных засух и ураганов растет. Плюс выбросы парниковых газов от пожаров очень большие, дым сносит в том числе в арктические широты, и он выпадает на льдах, которые быстрее тают. Короче, погода против нас.
Я часто спрашиваю образованных людей, не связанных с сельским хозяйством, ‒ глав сельских поселений или старост деревень ‒ зачем они жгут траву. Знаете зачем? Потому что иначе соседи сожгут первыми, когда ветер будет от них дуть. Вот они и сжигают наперегонки. А потом наперегонки тушат ‒ общая же беда.
Кто-то ругает государство, МЧС, но пока люди поджигают всю страну, никаких шансов исправить ситуацию нет. Кому повезет, того потушат.
С лесниками парадоксальная история ‒ всем запретили жечь траву, а их обязали в профилактических целях. В Амурской области, где в прошлом году сгорело 2 млн га леса, у них был план по выжиганию ‒ 150 тысяч га. Они сожгли только 50, то есть сделали треть. Страшно представить, что было бы, если бы они выполнили план. У лесников денег нет ‒ им дают 15 рублей на гектар, и этого хватает на то, чтобы купить спички, поджечь и уехать. На то, как положено делать ‒ в безветренную погоду, с пожарными машинами, минерализованными полосами ‒ нет. Амурская область, кстати, в итоге от этих профилактических выжиганий отказалась. А вот Забайкалье горит – как раз из-за этого. Еврейская автономная область и Хабаровский край тоже. При этом у местных диссонанс ‒ лесники, которые сами поджигают траву, штрафуют людей за то же самое. Как это местные себе объясняют? А очень просто ‒ лесник жжет лес, потому что ему это выгодно, потому что он его потом продаст китайцам. А такие случаи ‒ единичные. Просто когда попадается такой эпизод, его раскручивают по всем федеральным каналам, и создается ощущение, что это повсеместно.
Уголовные дела за ущерб лесам после поджога травы есть, но их очень мало. И их заводят не на сотрудников предприятий или глав совхозов, а на местных простых дяденек, которых смогли уговорить взять вину на себя. Взыскать с него ничего невозможно, а план по раскрытым преступлениям выполняется. Хотя ряд регионов серьезно взялся за поимку поджигателей. Но лесников явно мало, должны подключаться полиция, пожарный надзор.
Во всех учебниках ОБЖ написано, что при пожаре в лесу надо бежать против ветра. Я нашел методиста, который написал это первым. А он сказал, я думал, что человек стоит так, что огонь от него распространяется. У нас 12 млн детей получают смертельно опасный совет, который сопровождается не менее опасной отсебятиной от разных авторов в разных учебниках. Например, при лесном пожаре залезть на дерево. Другой информации дети не получают. Им повезло, если они плохо учились или если им попался хороший учитель ОБЖ с опытом. Учебники мы, конечно, меняем. И еще у нас есть мультики – скоро выйдут «Фиксики» и «Смешарики», дети им доверяют. Для того чтобы поменять сознание, надо выйти на детскую аудиторию. Потому что все взрослые, которых мы спрашивали, отчего лес горит, говорят, что им это в детстве рассказали, в начальных классах или в детском саду.
